Сербия и Дукля в VIII в.
Об истории сербских племен на протяжении VIII в. известно очень мало. Сербия и примыкавшая к ней на юго-западе Дукля остались вне поля зрения и латинских, и греческих хронистов. Это очевидное следствие выгодности их тогдашнего политического положения. Ни Византия, ни западные королевства не могли угрожать независимости сербских княжеств и жуп, надежно прикрываемых славянскими сородичами. Союз с Болгарией не нарушался до IX в. ни разу, даже во время болгаро-византийских войн. При этом Сербия и Дукля поддерживали союзные отношения и с Империей, даром которой считались их земли. Ни в какое подчинение это не выливалось. Оплотом Империи на Среднем Дунае пока оставался Сингидун. Но он, как и разрозненные далматинские общины, жил в плотном славянском окружении и по большому счету из милости славянских князей. С другой стороны, Сингидун прикрывал север от возможных аварских набегов, и сербские князья отчасти нуждались в здешних ромеях.
В VIII в. делало самые первые шаги слияние разрозненных сербских племен в единую народность. Это отразилось в появлении единой для всех сербских земель археологической культуры. Началось сложение ее с Подунавья, где сербы смешивались с мораванами и более всего подвергались ромейскому влиянию. Здешний культурный тип со временем, за два примерно века, распространился на всю страну. Древнейшие могильники этой культуры обнаружены в окрестностях Белграда и соседних районах Подунавья.[1698]
В рождающуюся сербскую культуру внесли вклад не только славяне. Сербы расселялись на обезлюдевших, но не совсем безлюдных землях. Иногда они оседали в развалинах древних поселений. Но иногда находили их заселенными. Тогда они либо изгоняли туземцев, либо селились вместе с ними. Живя среди греков, иллирийцев и влахов, в домах византийской, а то и античной постройки, сербы перенимали обычаи и навыки местного населения. Поселения сербов оставались неукрепленными. В селах их встречаются как славянские полуземлянки, так и наземные дома. Наряду со славянской срубной техникой строительства использовали они теперь и каркасно-столбовую.[1699] У сербов и дуклян быстрее, чем у хорватов и хорутан, шел распад больших семей. Но сохранялось сотрудничество малых семей в разных видах, и сознание общинно-родового единства. В Черногории, например, при господстве уже малой семьи, такие семьи и в новое время объединялись в «роды», а те – в «братства»-патронимии. Повсеместно известна задруга как форма сотрудничества родственных малых семей.[1700] В VIII в. устои патриархального рода должны были еще оставаться прочными.
В городах сербы пока селились редко. Вокруг Сингидуна (Белграда), античных укреплений в Дукле, других старинных городов вырастали гнезда славянских поселений. Но сами города славянскими пока не становились. Славянское население в большинстве из них в VIII в. если и появлялось, то незначительное.[1701] Росло оно медленно. Но все-таки росло. Происходило это даже в Далмации, несмотря на всю подозрительность далматинцев к славянам.[1702]
Во главе сербов стоял единственный князь, который непосредственно правил Загорьем или Рашкой, основной территорией страны. Ему подчинялись жупаны отдельных племен. Наиболее независимы оставались жупаны Приморья, отделенные от князя горным хребтом. Постоянной резиденции князь не имел, проводя время в походах и объездах подвластных земель. Собственный независимый князь правил в Дукле.
Власть князей, опиравшихся на дружину, постепенно возрастала. К концу VIII в. князь уже мог в одиночку распоряжаться военной добычей.[1703] Это, естественно, вызывало недовольство не только у жупанов и общинников, но и в самой дружине. Опираясь на верную часть дружины и неписаный закон, князья до поры могли подавлять сопротивление в зародыше. Противодействие выливалось в массовые бегства из-под их власти. Так, известно выселение неретвлян в далматинскую Рагузу около 743 г. Вместе с ними бежали от княжеских притеснений и «черные влахи», жившие на землях Сербии.[1704] Княжеская власть передавалась от отца к сыну и лишь формально утверждалась жупанами.[1705]
Усиление власти князей в то же время шло параллельно общему обогащению и усилению знати. Основу богатства составляла военная добыча, пополнявшаяся в частых конфликтах с далматинцами и другими соседями. Но вели сербы, конечно, и внешнюю торговлю. Обогащение знати отражается в инвентаре сербских могильников. У сербов, как и у других южных славян, высоко ценились рабы-пленники.[1706]
Сербы, как и хорваты, приняли крещение при Ираклии. Но, в отличие от Хорватии, подчиненная Риму епархия в Сербии так и не возникла. Хорватским епархиям, строго говоря, было не до поддержания веры в сербах. Это, конечно, привело к быстрой утрате массами сербов христианства. Но при всем том Сербию обошли и иконоборчество, и отступническая крамола. Причин для подлинного недовольства верой или сомнений в ней здесь не возникало. Поэтому при почти полном отсутствии уже в VIII в. церковной организации, христианство сохранялось в памяти сербов. На севере этому содействовала близость Сингидуна. Умерших сербы Подунавья уже тогда хоронили по христианскому обряду, хотя и с прощальными дарами-ценностями. При этом могли использоваться старые римские кладбища. Впрочем, на распространение трупоположения не меньше влияла и близость Аварского каганата. Именно в Подунавье аварское влияние еще ощущалось весь VII в.[1707]
Сербские князья продолжали считать себя христианами и даже поддерживали какие-то сношения с Римом.[1708] Впрочем, некоторые сербские племена – неретвляне, дукляне, – не крестились и в VII в. Противовесом христианству оставались замешанные на оборотнических поверьях воинские братства, слившиеся уже с княжеской дружиной. Память об этих братствах дожила в сербском эпосе до нового времени. С точки зрения дружинников, идеальным являлся князь-«волк», обладающий языческими сверхъестественными дарами «вещести». Как увидим далее, именно дружина выступает против князя-христианина в сербском историческом предании – хотя как будто и не по религиозному поводу.
Удаленность Сербии от тогдашних центров письменной культуры не позволяет нам воссоздать происходившие там события в деталях. Мы располагаем лишь отдельными отрывочными сведениями из позднейших сербских и далматинских преданий.
В первой половине VIII в. – то есть примерно тогда же, когда «авары» из окрестностей Диррахия бились на море с сицилийцами, – к северу оттуда, в Дукле, правил князь Ратомир, сын Владина. Если верить преданиям из Дуклянской летописи, то кризисные годы Византии отозвались и здесь, в далматинском Приморье. Ратомир «с детства проявлял неотесанность и высокомерие», «ненавидел имя христианское». Став князем, он выказал свой дурной нрав, истребив, изгнав и поработив далматинских христиан, разрушив их «города и селения», причем «множество».[1709] В этой картине нет ничего невероятного. Однако Ратомиру приписаны здесь деяния предшествующих покорителей и разорителей Далмации. Потому трудно сказать, было ли правление Ратомира на самом деле чем-то исключительным. Или он стал невольной жертвой исторических построений хрониста. Отнеся замирение с далматинскими городами из IX в. ко временам деда Ратомира, тот теперь нуждался в объяснении общеизвестных фактов. Почему в IX в. города лежали в руинах, а князья приморских славян оставались воинствующими язычниками? Ответственность легла на последнего известного из цепочки древних дуклянских князей – Ратомира. Его четыре преемника, как «неправедные», уже вообще по именам не называются. Тем не менее не приходится сомневаться в одном – отступившие на острова и скалы далматинцы продолжали подвергаться набегам и в VIII в. То, что сказано в Летописи попа Дуклянина о Ратомире, можно было бы поведать о многих славянских князьях и жупанах.
Примерно с середины VIII в. начинается родословная князей Загорья, приводимая на основе сербских преданий Константином Багрянородным. Первый в этом родовом ряду – князь Вышеслав. О нем неизвестно ничего, кроме имени и того, что он происходил от «архонта Серба», приведшего сербов на Балканы. Власть над Рашкой передавалась по наследству в одном и том же роду, из поколения в поколение.[1710]
То, что именно Вышеслав первым стоит в родословной, о чем-то говорит. Можно догадываться, что именно он впервые обеспечил реальную княжескую власть над разрозненными жупами. Он же – что важнее для родослова – закрепил принцип передачи власти от отца к сыну. Только от него родословную цепь князей можно прослеживать по прямой. С попытками Вышеслава подчинить приморские жупы логично связать первое массовое бегство неретвлян и влахов в Рагузу в 743 г.[1711]
Вышеславу наследовал его сын Радослав, правивший примерно в последней трети VIII в.[1712] Радослав оказался довольно популярным героем средневекового фольклора. Память о нем жила и в сербских землях, и в Дубровнике. Сведения дубровницких хронистов о Радославе довольно запутанны. Но они вполне отчетливо перекликаются с более ранним преданием из Летописи попа Дуклянина.[1713]
Радослав, взойдя на престол, показал себя достойным, «украшенным всем» правителем.[1714] Так он запомнился сербам. Но в ряде преданий далматинцев он запечатлелся как тиран. Связано это с тем, что Радослав продолжал политику отца, направленную на укрепление княжеской власти и объединение сербских земель. Ему удалось покорить жупы по реке Босне, на крайнем западе. Недовольная боснийская знать со своими сторонниками тогда бежала в Далмацию, в том числе в Рагузу.[1715]
Установление границы между княжеской Рашкой и Хорватией привело к новой войне. До сих пор порубежные жупы сербов и хорватов поддерживали между собой мир. Стремление Радослава к единству сербских племен встревожило соседей. Летопись попа Дуклянина представляет нам небывалое для того времени единое «Королевство славян», включавшее и сербов, и хорватов. Потому Дуклянин рисует начало войны так: «бан Белой Хорватии со своими присными восстал против короля».[1716] Из этой легендарной картины трудно понять, кто начинал войну в первоначальном предании. Радослав ли потребовал от князя (а не бана) хорватов дани? Тот ли выступил против него, спеша нанести первый удар? Ясно лишь, что хорватский князь не стал мириться с усилением сербского соседа. Тот желал скорее мира с хорватами – правда, на условиях покорности. Надо учесть, что хорваты не так давно отреклись от христианства, а Радослав считал себя христианином. Это могло добавлять и тем, и другим взаимной враждебности.
Когда война началась, Радослав сам выступил против врага. Половину войска он доверил своему сыну Бериславу. Тот был «с младых лет непокорен отцу» и в дружине имел сторонников. Тем не менее, а может, и именно поэтому Радослав решился разделить с ним командование. Радослав и Берислав, окружив с двух сторон, наголову разбили хорватского князя. В руки сербов попала богатая добыча и множество пленников. Радослав, стремясь к миру, отпустил всех захваченных хорватов. Берислав же, по древнему обычаю, разделил полон между воинами. Это решило участь Радослава. И так недовольное милостью к врагу войско перешло в стан Берислава. На вече воины провозгласили княжича князем. Можно видеть, что далеко не только религиозные причины возбуждали первые усобицы в среде славян.
Радослав с немногими верными людьми бежал от мятежного сына. Берислав преследовал его с конной дружиной. Древний закон обязывал убить свергнутого князя, и верный ему Берислав готов был стать отцеубийцей. По преданию, Радослав бежал в Приморье, а Берислав гнался за ним. На Адриатике в XII в. показывали места, связанные с этим бегством. Сначала Радослав якобы скрылся на северных землях Дукли, в местности Ласта. Узнав о приближении Берислава, изгнанник бежал к морскому берегу. Здесь ему и воинам удалось вплавь добраться с лошадьми до скалистого гребня, на котором они и укрылись. Гребень получил позднее название Радославова камня. Похожие по описанию скалы есть у дуклянской Ласты, но остров с таким названием расположен гораздо севернее, на другом конце Приморья за Трогиром. Если Радослав бежал от хорватской границы, то путь вывел бы его скорее сюда. Так что «подлинный», в первоначальном предании, маршрут бегства князя нам неизвестен. Дуклянину, конечно, хотелось бы связать «короля славян» со своими родными местами.
Височное кольцо. Среднее Подунавье
Мимо скалы вскоре проплыл корабль из Апулии. Моряки подобрали Радослава и его приближенных и отвезли в Сипонт. Отсюда он, как повествует Летопись попа Дуклянина, отправился в Рим, ко двору папы. Здесь, любезно принятый, Радослав женился позднее на знатной римлянке, от которой имел сына Петра (Петрислава). Могилу князя дуклянский хронист поместил в римской церкви Святого Иоанна Латеранского, служившей с Х в. папской кафедрой.[1717]Княжение Берислава, кажется, оказалось недолгим и неудачным. По славянскому праву, захвативший власть вождь оставался незаконным, пока Радослав был жив. У Константина в списке сербских князей Берислав не назван. Радославу здесь наследует другой сын – Просигой. От этого правителя, принявшего власть где-то на рубеже VIII/IX вв., и происходили позднейшие князья Сербии.[1718]
Княжества юго-запада, первыми познакомившиеся с христианством, неплохо воспринимавшие античную культуру, пока еще оставались «передовыми» в славянском мире. Впрочем, это опережение на пути к цивилизации было весьма условным и таило в себе немало опасностей. С некоторыми из них пришлось столкнуться уже в следующем столетии. Соседство усиливающихся развитых государств ставило под угрозу защищенную в «темные века» независимость. Несколько поспешный, «политический», а потому не всегда искренний интерес знати к христианству оборачивался отступничествами. А они, в свою очередь, еще более осложняли международное положение, мешая стать признанными равноправными частями христианского мира. Но, как бы то ни было, пока Сербия, Дукля, Хорватия и Хорутания достигли весьма многого. В VIII столетии они выступали как вполне сложившиеся, независимые предгосударства – заметное явление на карте «варварской» Европы. И пока еще в известном смысле исключение на карте Европы Славянской.
<< Назад Вперёд>>
Просмотров: 3538